Поэт и портрет. Маяковский вдвоем с Ильичом.
Третья – Муза, она тут, кажется, ни при чем.
Маяковский болен. Нужно послать за врачом.
Поэт рапортует портрету. Портрет обретает объем.
Муза уходит, оставив поэта с портретом вдвоем.
Портрет говорит: Маяковский, давай споем.
И они начинают в терцию, дуэт – поэт и портрет.
А какую песенку пели – это для нас секрет,
или просто забыто – ведь прошло уже много лет.
Прошло уже много лет. Маяковский купил пистолет.
Уже зарядил, хоть причины стреляться нет.
Какие-то бабы, какая-то выставка, прах и тлен.
Маяковский встает на колени и не может подняться с колен.
Четыре стены. Портрет на одной из стен.
“Я себя под Лениным чищу, чтоб в революцию плыть.
Мы мужчины, товарищ Ленин, нам не положено ныть.
Жизнь сложна, товарищ Ленин, проще себя застрелить”.
Отвечает товарищ Ленин: “Если хочешь стрелять, ну что ж,
меня самого тошнит от наших цекистских рож,
в детстве мне говорили, что я на черта похож”.
Поэт говорит – “Ты чертом стал, повзрослев,
крадешься, словно убивец, рыкаешь, словно лев,
лучше б мы были свиньями и вдвоем отправились в хлев”.
Ильич говорит: “Мне снится, что спокойно живу в хлеву,
в простом, селянском хлеву, хорошо, спокойно живу,
если б не умер, я так бы жил наяву”.
Поэт говорит: “Я опозорил семью.
В детстве я видел, как кололи свинью.
Был бы я рыбой, я бы нырнул в полынью.
Я бы сидел подо льдом и ждал бы, пока
Бог к полынье не приведет рыбака,
я б проглотил наживку и не совался с крюка”.
Ильич говорит: “Мне понятны твои мечты.
Если б я был поэтом, то застрелился б как ты,
и со мной под землей разговаривали бы кроты.
Но тут иные дела – революционный пожар,
и тут стопудовая весть – со мной, Ильичом – удар,
но честно сказать – для меня удар это божий дар.
Так легче избавиться от товарищей и родни.
Так легче закончить свои окаянные дни.
А ты, Маяковский, стреляйся, и не тяни”.
