* * *
Я сижу за маленькой партой. Мне говорят: «Не горбись!»
Девице в переднике белом — что-то про девичью гордость.
Сидящим за партой слева: «Прекратить разговоры!»
Сидящим за партой сзади: «Хулиганы, ублюдки, воры!»
Каждому — по заслугам. Сестрам — по серьгам. И братьям
тоже перепадает. Впрочем, вовек не понять им,
запустившим битлоподобную челку на лбу и гриву,
гипсового подростка, что скушал без спросу сливу,
но моментально раскаялся — и сразу вышел на ниву
всеобщего благоденствия, и спустился на берег Волги
посмотреть, как плещутся щуки, послушать, как воют волки.
Тут-то его и слепили — с кучерявой головкой,
книжкой, прижатой к груди, толстовкой или поддевкой,
перехваченной вокруг талии (жаль — не шеи) веревкой.
Листья фикуса, в трубку свернувшись, торчат над кадкой.
К зубу зуб приклеен молочной ириской сладкой.
Марья Павловна пишет, склонясь над моей тетрадкой:
«Внешний вид неопрятен — много чернильных пятен.
Сочинение не по плану. Смысл не всегда понятен».
1 сентября 2000 г.
Мы
Мы-то думали: все свои, из Симбирска: Керенский и Ульянов-Ленин.
Один истлел в эмиграции, второй – до сих пор нетленен.
Теперь-то знаем: немец, еврей, чуваш.
Мы-то думали, русский, симбирский, наш.
Мы-то думали – маленький, в звездочке, кучерявый отрок,
или лысый гранитный дружок пионеров гипсовых, бодрых,
или тот гимназист – из латыни пять, из Закона Божьего – пять,
хочет счастья нам, а какого – нам не понять.
Мы-то думали – Волга впадает в Каспийское море,
знать не знали о красном терроре, голодоморе,
мы-то думали – честный Дзержинский в справедливом ЧК
под водительством кучерявого мальчика.
Мы-то думали, хоть в жизни раз пошлют в санаторий,
колонны и лестницы на фоне живописных предгорий,
кислородные ванны, в белом халате сестричка мед,
со взором служебной собаки, берущей след.
Мы-то думали, все умрем, но наше правое дело
будет нетленным и высохшим, словно тело, то, что глядело
за горизонт, куда наш не достигнет взор,
эко нас тряхануло – не опомнимся до сих пор!
Мы-то думали Русь жива, прирастает Сибирью,
на худой конец – Украиной, казахской ширью,
армянской долиной, турецкой горой Арарат.
Думали – брат, а он не брат и не рад.
Выйдем на площадь, а там – тот же дедушка из гранита
машет рукой, улыбается, говорит: финита
ля комедиа, занавес, к выходу подают такси,
нарядные пары садятся, разъезжаются по Руси.
2012